Есть такая филологическая байка про пари между русским и британским джентльменами.
Её в частности приводит Успенский в «Слове о словах».
Гордый сын Альбиона утверждал якобы, что трудность языка – лучшее доказательство его совершенства, и страшно кичился своим знаменитым по сложности произношением.
«Попробуйте научитесь выговаривать эти звуки правильно! – хвастался чванливый британец. – А у вас? Ну какие там у вас затруднения? Да я выучусь по-русски в несколько дней!»
И вот поспорил русский господин с заносчивым англицким снобом, чей язык труднее изучить.
Пока
дело шло о произношении звуков и о их изображении на письме, русскому и
впрямь пришлось туговато: он чуть было не сдался. Самонадеянный
соперник торжествовал уже.
Но вот началось чтение текста.
Английские то слова - короткие.
А русский задал сопернику прочитать одну фразу. Самую безобидную фразу: „Берег был покрыт выкарабкивающимися из воды лягушками“.
„А, голубчик?! Что? Не выходит? Пустяки! Заучите это наизусть! Ничего, ничего, не пугайтесь: я не спешу…“
Затем рассмеялся сатанинским смехом и ушел. А чванливый британец остался выкарабкиваться из этой фразы. Выкарабкивается он из нее и до сих пор.
Я в свое время предложил одному изучающему фразу: «Велосипедисточка выкарабкивается по велотреку».
Успенский там же приводит литературные примеры.
Вот
вам задача: садитесь и напишите на русском языке самый маленький
рассказик, строк в пять или десять, но так, чтобы в нем не было ни
единого слова больше чем в один слог «длиной».
Сделать такую вещь всерьез почти немыслимо. Шутки ради попытаться можно:
«Я
в тот миг шел с гор в лес. Шел вниз, там, где ключ. Влез в лог. Глядь –
кто там? Пень иль зверь? Ой нет, то – барс! Я так, сяк… Мой ствол пуст,
пуль нет… Как быть? Вот я стал бел, как мел… Раз – и в тень! Цап за
нож, а нож – бряк у ног вниз, в мох… Ни сядь, ни встань! Бьет дрожь… Во
лбу гром, звон, хоть плачь! И что за страх? Стыд и срам…
Вдруг
из-под трав – шасть еж! Хвать мышь за хвост – и в куст: чтоб мышь
ням-ням. Чтоб съесть! Я в сей бок, барс в тот! Скок, прыг… Шаг, два,
три, пять, сто… Все вдаль, все вдаль!.. Где зверь? Вдруг – мрак, глушь,
тишь…
Я сел на пень. Зуб о зуб так: щелк, щелк! А мне в мозг мысль: ведь я трус! Да! да! Трус!»
Успенский
пишет: "Как видите, я довольно долго боролся с тем твердым законом
русского языка, который не позволяет нам обходиться только односложными
словами. Нельзя сказать, чтобы я одержал полную победу: рассказик
получился неважнецкий: читать его так же трудно, как идти по
железнодорожным шпалам.
А
ведь надо заметить, что я составлял его очень простым способом,
подбирая, так сказать, не слова по мысли, а подходящие мысли по заранее
намеченным словам. Куда труднее было бы рассказать или пересказать таким
образом даже самую простую, но уже готовую историю. Но вот однажды мне
попала в руки довольно толстая английская книжка: «Робинзон Крузо» для
самых младших школьников, едва начинающих читать.
Поверьте,
если можете: заботливые британские педагоги переписали весь роман так,
что в нем, кроме имен собственных, не осталось ни единого слова длиннее,
чем в один слог! И, надо сказать, на первый, по крайней мере, взгляд и
слух, эта искусственность не бросалась в глаза, не была очень заметной.
Почему?
Чтобы
понять это, достаточно прочитать (даже не понимая их смысла) любые
несколько строк из какого угодно английского стихотворения. Возьмем для
примера хотя бы начало серьезной, отнюдь не шуточной, поэмы Дж. Байрона: «Шильонский узник».
My hair is grey, but not with years,
Nor grew it white in a single night,
As men’s have grown from sudden fears…
Nor grew it white in a single night,
As men’s have grown from sudden fears…
Как звучит это начало в превосходном русском переводе его, сделанном В. А. Жуковским:
Взгляните на меня: я сед,
Но не от хилости и лет;
Не страх внезапный в ночь одну
До срока дал мне седину…
Но не от хилости и лет;
Не страх внезапный в ночь одну
До срока дал мне седину…
В
подлинном тексте – 23 слова, в русском – 22. Но Байрону понадобились
три восьмисложные строки там, где Жуковский едва уложился в четыре.
Откуда взялась лишняя строка? Подсчитайте: из английских слов
односложны, строго говоря, 21, потому что такие слова, как «have» (произносится «хэв») и «white» (звучит как «уайт»), для англичанина имеют явно по одному слогу и только «single» и «sudden» являются двусложными. А в русском переводе?
У
Жуковского односложных слов только 15, двусложных – 3. Остальные четыре
(«внезапный», «хилости», «взгляните» и «седину») содержат по три слога
каждое.
Нельзя при этом забывать, что В. А. Жуковский,
безусловно, очень старательно подыскивал для перевода самые короткие
русские слова; не мог же он допустить, чтобы строка Байрона по-русски
стала в полтора или два раз длиннее!
Теперь
ясно: английскому языку «краткословие» действительно очень свойственно.
Более того, англичанина затрудняет произнесение слов больше чем в
два-три слога длиной: таких в его словарном запасе крайне мало".
Я недавно задумался над этим читая переводы нескольких английских баллад с длиннющими строчками.
Буквалисты
переводящие с английского длинные повествовательные строчки английских
баллад стараются, чтобы перевод совпадал количеством строк, количеством
слогов и понятно содержимым.
Но по английски, как уже было сказано, в словах меньше слогов.
В результате то, что в оригинале размеренный, но энергичный рассказ – по-русски получается скороговоркой.
В результате, там где у английской баллады энергичный повествовательный стих – в русском скороговорка в длинном предложении…
Комментариев нет:
Отправить комментарий