среда, 24 апреля 2013 г.

Из книги "Контактная лингвистика"

Жером Багана, Елена Владимировна Хапилина
"Контактная лингвистика. Взаимодействие языков и билингвизм"
Монография


ОТ АВТОРОВ

Современному языкознанию свойственно повышенное внимание к проблематике языковых контактов, языкового взаимодействия. Контактная лингвистика – относительно новое направление в языкознании, сформировалось лишь в конце XX в., и хотя взаимовлияние языков было отмечено еще во времена античности, детальное изучение этого явления стало возможно лишь недавно. Как и во всякой новой науке, переживающей период становления и интенсивного развития, в контактной лингвистике наблюдаются многочисленные недоработки, прежде всего в методах исследования и терминологической базе.


Активизировавшийся в конце XX в. процесс интеграции наук, приведший к появлению новых языковедческих дисциплин, захватил и контактную лингвистику. В частности, социолингвистика как отрасль лингвистического знания преимущественно нацелена на описание взаимодействия языков и культур в их современном состоянии.
Данная работа будет особенно полезна студентам и аспирантам, занимающимся проблемами, связанными с контактами и взаимовлиянием языков. Материалы, содержащиеся в книге, были представлены на различных научных конференциях, опубликованы в статьях и тезисах, а также на ежемесячных научных семинарах «Языковые контакты», проводимых на факультете романо-германской филологии Белгородского государственного университета.
Растущая популярность данного лингвистического направления среди студентов и аспирантов явилась основной причиной написания монографии. В книге собрана основная теоретическая информация от истории языковых контактов как отдельной языковой отрасли до современных работ отечественных и зарубежных лингвистов. В России уже существует ряд работ, посвященных языковым контактам; данная монография отличается тем, что в ней собран и системно представлен именно теоретический материал.

1. ОБ ОСНОВНЫХ ПОЛОЖЕНИЯХ СОВРЕМЕННОЙ КОНТАКТНОЙ ЛИНГВИСТИКИ

1.1. Литература по теории языковых контактов

Становление контактной лингвистики как самостоятельной научного направления связывают с трудами таких зарубежных авторов, как А. Мартине, У. Вайнрайх, Э. Хауген, Г. Шухардт, Э. Сепир, У.Д. Уитни и др. Среди отечественных ученых, стоявших у истоков контактной лингвистики, следует отметить ИА. Бодуэна де Куртенэ, Л.В. Щербу.
В качестве общих пособий, охватывающих всю проблематику языковых контактов, читателю можно порекомендовать из литературы, выходившей на русском языке, прежде всего уже классическую монографию У. Вайнрайха «Языковые контакты» (1979), а также 6-й выпуск «Новое в лингвистике» (1972); также следует отметить «Языковые контакты» Т.П. Ильяшенко (1970).
Из зарубежных обобщающих работ следует упомянуть двухтомный сборник «Контактная лингвистика», вышедший в серии коллективных трудов по различным областям языкознания, выпускаемых издательством De Gruyter [Goebl et al. 1996). Сжатый обзор всей проблематики, связанной с языковыми контактами, представлен в монографии «Language contact and bilingualism» [Appel & Muysken 1987], а также в работах «Language contact, Creolization, and Genetic Linguistics» [Thomason, Kaufman 1988]; «Les situations linguistiques. Contacts de langues» [Bal 1977]; «Lectures on language contact» [Lehiste 1988]; «Bilinguisme et contact de langues»; «Contact linguistics. Bilingual encounters and grammatical outcomes» [Myers-Scotton 2002]; «Language contact» [Moravcsik 1978]; «Contact languages: a wider perspective» [Thomason 1997] и т. д.
Материалы по языковым контактам включены в различные учебники и пособия по общему и сравнительно-историческому языкознанию [В.В. Климов 1970, Н.Б. Мечковская 1983, 2001; Н.Ф. Алефиренко 2004], социолингистике [Ю.Д. Дешериев 1968, 1977, 1981; М.В. Дьячков 1988; Р. Белл 1980; А.Д. Швейцер, Л.Б. Никольский 1978; Н.Б. Мечковская 1996, 2000; В.И. Беликов, Л.П. Крысин 2001], в работы, посвященные вопросам взаимодействия языков в этнокультурном контексте [А.И. Чередниченко 1981, 1983; В.А. Виноградов 1990, 1992; Н.М. Фирсова 2000; В.Т. Клоков 2000; 2002; A.M. Молодкин 2001; Ж. Багана 2003, 2006, А.Ю. Русаков 2003].
Много полезной информации можно почерпнуть в публикациях (статьях), посвященных языковому контакту и связанным с ним явлениям, а также в лингвистических словарях и справочниках.

1.2. Становление контактной лингвистики как отдельной языковой дисциплины

Представления о том, что языки могут воздействовать друг на друга, возникли вместе с зарождением отношения к языку как объекту научного изучения, т. е. с античности. В «Кратиле» Платона мы находим указание на то, что слова могут заимствоваться из одного языка другим, за век до этого Аристофан выводит в одной из своих комедий скифа, говорящего по-гречески со смешным, по всей видимости, для афинских зрителей акцентом. Однако, как справедливо замечает современный исследователь истории контактной лингвистики Е. Оксаар, «языковые контакты не воспринимались в эпоху античности как предмет, достойный изучения» [Oksaar 1996: 1]. Связано это в первую очередь с отсутствием интереса к иностранным языкам у греков и римлян. Это ощущение языковой уникальности, базирующееся на осознании превосходства собственной культуры, было продолжено в латиноцентричной средневековой лингвистической традиции.
Первыми учеными, специально указавшими на важность языковых контактов как существенный для образования современных европейских языков фактор, были итальянские гуманисты, полагавшие, начиная с Лоренцо Баллы, что современные романские языки произошли от смешения латыни с варварскими, прежде всего германскими языками [см. Степанова 2000: 312–315]. Впрочем, эти вопросы языкового взаимодействия интересовали филологов того времени в самом общем плане и не становились предметом собственно научного исследования. В лингвистике XVII–XVIII в. эти идеи практически не нашли дальнейшего развития.
Положение изменилось в конце XVIII – начале XIX в., когда с возникновением исторически ориентированной типологии, с одной стороны, и сравнительно-исторического языкознания – с другой, начался отсчет истории научного языкознания. На протяжении XIX в. сравнительно-историческое языкознание становится основной лингвистической дисциплиной. В центре внимания ученых – представителей центральной линии развития лингвистики XIX столетия лежат процессы языковой дивергенции; конвергентные, контактные процессы интересуют их мало. Впрочем, А. Шлейхер указывает на роль контактных влияний в образовании романских языков [Шлейхер 1864, Звегинцев 1956: 100], а главный идеолог младограмматизма Г. Пауль уделяет смешению языков специальную главу, занимающую лишь пятнадцать из почти пятисот страниц его фундаментального труда «Принципы истории языка» [Пауль 1960]. Эта глава посвящена в основном лексическим заимствованиям, но, помимо этого, Г. Пауль пишет в ней о семантических сдвигах в лексическом значении слов родного языка под влиянием слов другого языка, о структурном калькировании, о заимствовании суффиксов и флексий, а главное, указывает на роль двуязычия – индивидуального и коллективного – как главного фактора, делающего возможным влияние одного языка на другой. Таким образом, уже в 80-е годы прошлого столетия Г. Паулем были намечены многие из направлений, развитых впоследствии контактной лингвистикой. Другое дело, что для младограмматиков процессы взаимодействия языков относились к периферии существования языка. Отметим, что подобное отношение к языковым контактам (признание наличия подобных процессов, но недооценка их важности) характерно и для магистральной линии развития лингвистической мысли (Соссюр – структуралисты – Хомский) последующего XX столетия.
Гораздо более значительное внимание уделяли проблематике языковых контактов ученые, которых принято было в свое время называть диссидентами младограмматизма [см. Жирмунский 1976: 8–9]. Среди них следует отметить прежде всего выдающегося итальянского лингвиста Г.И. Асколи (1829–1907), основоположника теории субстрата, сыгравшей значительную роль в развитии лингвистики XX столетия, и австрийского языковеда Г. Шухардта, вклад которого в изучение языковых контактов невозможно переоценить. Если для младограмматиков «языковое смешение» было чем-то внешним и необязательным, что мог испытывать язык в ходе своей истории, то для Г. Шухардта подобное смешение было основополагающей чертой истории любого языка. Однако языковое смешение было не просто частью лингвистического кредо Г. Шухардта, он много занимался конкретными лингвистическими проблемами, относящимися к области языковых контактов. Так, Г. Шухардт один из первых серьезно занялся изучением пиджинов и креольских языков. В своей работе «Slawo-Deutsches und Slawo-Italienisches» [Schuhardt 1884, 1926] ученый впервые обратился к явлению, впоследствии получившему название языковой интерференции, и высказал чрезвычайно интересные мысли о двуязычии. В этот же период выдающийся американский лингвист Д. Уитни [Whitney 1881] разрабатывает иерархическую шкалу языковых элементов в зависимости от их способности быть заимствованными, предвосхитившую почти на сто лет современные работы, посвященные этой проблематике.
Продолжение идеи Г.И. Асколи и Г. Шухардта в лингвистике XX столетия нашли в работах школы итальянской неолингвистики [Дж. Бонфанте, М. Бартоли, В. Пизани] и школы французской диалектологии во главе с Ф. Жильероном, много внимания уделявших проблемам языкового субстрата.
В России среди ученых, интересовавшихся проблемами языковых контактов, следует назвать И.А. Бодуэна де Куртенэ и Л.В. Щербу Для развития мировой лингвистической мысли наиболее существенны идеи о двуязычии, высказанные Л.В. Щербой. На основании изучения сильно интерферированного языка лужицких сербов Л.В. Щерба выдвинул свое знаменитое разграничение двух типов двуязычия – чистого и смешанного [Щерба 1915, 1926, 1958]. Эта «дихотомия», принятая и развитая У. Вайнрайхом, а затем переформулированная последователями, до сих пор остается одним из базовых положений теории языковых контактов.
Нельзя не упомянуть, что своеобразным, тупиковым ответвлением в лингвистической контактологии явилось в 20 – 40-е годы XX столетия новое учение о языке Н.Я. Марра, назвавшего взаимодействие языков «скрещиванием» и объявившего его единственным фактором языковой эволюции.
Следующий этап в развитии изучения контактных явлений связан с работами ученых, принадлежавших к Пражскому лингвистическому кружку. Прежде всего следует указать знаменитое выступление Н.С. Трубецкого (1928), в котором он сформулировал понятие языкового союза, а также многочисленные статьи членов Пражского кружка, посвященные преимущественно проблемам фонологической интерференции. Наконец, в русле идей Пражского лингвистического кружка начинал свою деятельность У. Вайнрайх, лингвист, которого по праву можно назвать основателем контактной лингвистики.
Разумеется, попытки определения точной даты зарождения той или иной научной дисциплины по определению наивны. Тем не менее для контактной лингвистики мы можем определить (разумеется, с определенной долей условности) год ее окончательного оформления как самостоятельной лингвистической субдисциплины. Такой отправной точкой стал 1953 г., год выхода в свет двух монографий, определивших дальнейшее развитие лингвистической контактологии. Это «Языковые контакты» У. Вайнрайха [Weinreich 1953, рус. пер.: Вайнрайх 1979] и «Норвежский язык в Америке» Э. Хаугена [Haugen 1953]. Первая книга представляет собой попытку теоретической систематизации всего материала по языковым контактам, накопленного к этому времени языкознанием, вторая базируется на конкретном лингвистическом материале, но содержит и специальные теоретические экскурсы.
После работ У. Вайнрайха и Э. Хаугена направление языковых контактов начало развиваться довольно бурно. Особенно увеличился поток работ по этой тематике с конца 70-х годов XX в., что связано с общим поворотом интереса лингвистов к говорящему индивиду (антропологическая направленность). В нашем случае в центре интересов современной лингвистической контактологии (контактной лингвистики) находится многоязычный индивид: устройство его языковой компетенции, его социолингвистические характеристики и языковой материал, который он порождает.

1.3. Основная проблематика контактной лингвистики

Основной круг проблем, которыми занимается контактная лингвистика, был определен, как мы уже отметили, в монографии У. Вайнрайха «Языковые контакты». Но контактная лингвистика, или лингвистика языковых контактов, – сравнительно молодая отрасль науки о языке и находится в процессе становления, поэтому круг проблем и терминологический аппарат постоянно обновляется. Тем не менее на основе имеющихся у нас знаний попытаемся представить проблематику современной контактной лингвистики и некоторые полученные в ее рамках результаты.
Вся проблематика контактной лингвистики вращается вокруг ее основных категорий – языковой контакт, билингвизм (двуязычие) заимствование и интерференция, субстрат и суперстрат, конвергенция и дивергенция, переключение кодов, пиджин и креольские языки.
Естественно, центральное положение в понятийном аппарате контактной лингвистики занимает понятие языковых контактов. Как и многие другие базовые лингвистические понятия, будучи интуитивно понятным исследователям, занимающимся соответствующей проблематикой, оно не имеет четкого и однозначного определения.
Одним из важнейших условий, делающих языковой контакт возможным, является двуязычие и многоязычие. Двуязычие является частным случаем многоязычия, но поскольку двуязычные ситуации являются как будто бы наиболее частотным случаем многоязычных, термин «двуязычие» является более употребительным, чем многоязычие, и часто используется вместо последнего. В русской лингвистической традиции наряду с ними широко используются и термины «билингвизм» и «мультилингвизм». Среди трудов, посвященных двуязычию, укажем работы В.А. Аврорина (1972), Е.М. Верещагина (1969), Ю.А. Жлуктенко (1974), М.С. Полинской (1987); R. Breton (1991), СА. Ferguson (1959), P. Gardy, R. Lafont (1981), F. Grosjean (1989), G. Ludi (1990), S. Sussman (1989), P. Muysken (2000).
Из изучения индивидуального двуязычия в 70 – 80-е годы XX столетия выделилась особая дисциплина, занимающаяся изучением освоения неродного языка и получившая в англоязычной традиции название Second Language Acqisition [Veronique 1992. O'Maley&Chamotl990].
Результатом взаимодействия двух или более языков являются изменения в одном из них или во всех контактирующих языках. Подобные языковые изменения, обязанные влиянием языков друг на друга, носят название языковой интерференции, которой также посвящен ряд работ [Бурденюк, Григоревский 1978, Виноградов 1983, 1990, Семченский 1974, Lafage 1973]. При разработке основных категорий контактной лингвистики одну из центральных позиций занимает заимствование [Володарская 2002, Крысин 1968, 1993, 2002, Розен 2000, Deroy 1956, Hamers 1997, Barreteau, Diade 2000, Anzorge 2000, Queffelec 2000]. Особое внимание последнее время уделяется вопросу разграничения понятий «интерференция» и «заимствование» [Баранникова 1972, Русаков 2003, Багана2006, Queffelec 1992]. В результате интерференционных изменений языковые системы, находящиеся в контакте, становятся более похожими друг на друга, происходит их конвергенция. В качестве следствия конвергенции нескольких языков может возникнуть языковой союз.
Существуют, однако, иные следствия языковых контактов, определяющие то, как используется язык многоязычным индивидом или языковым сообществом. Сюда входит обширная группа явлений переключения кодов [Heath 1993, Myers-Scotton 1993, Grosjean 1995, Auer 1998].
Особый раздел контактной лингвистики составляет изучение возникновения и функционирования пиджинов и креольских языков [Чередниченко 1983, Молодкин 2001, Bickerton 1975, Chaudenson 1989 и др.]. Пиджинами называются особые языковые образования, возникающие в условиях необходимости установления контактов между представителями различных языковых общностей, не имеющих общего языка. Пиджин не имеет коллектива исконных носителей, процесс их появления, или «нативизации» пиджина, называется в контактной лингвистике креолизацией, а развивающиеся в результате данного процесса языковые состояния – креольскими языками.
В последние годы в поле зрения контактной лингвистики попали и стали активно изучаться языковые образования, ранее практически не исследовавшиеся. Так, значительное внимание современных исследователей (А. Кеффелек, С. Лафаж, М.М. Нгалассо, В.Т. Клоков, A.M. Молодкин, В.М. Дебов, Ж. Багана) привлекают национальные и территориальные варианты языков, в частности вопросы их взаимодействия.

1.4. Основные достижения и недостатки современных исследований контактной лингвистики

Анализ современной литературы по языковым контактам позволяет говорить о наличии в них слабых мест. Отметим следующие.
1. Во-первых, пока четко не оформилось название лингвистической дисциплины, в рамках которой ведутся исследования. Некоторые ученые говорят о лингвистике языковых контактов, другие – о контактной лингвистике, третьи – о лингвистической контактологии.
2. Во-вторых, к явным недостаткам относится слабость понятийного аппарата. Содержание многих понятий расплывчато и противоречиво. В частности, можно указать такие термины, как «интерференция» и «заимствование», которые до последнего времени «недоразличались» в исследовательских работах.
3. Следствием этого является слабая методологическая база: порой не ясен ни объект, ни методы исследования. Особенно этим грешат работы молодых ученых. Контактная лингвистика – достаточно новое направление в науке о языке, пользуясь общенаучными методами, должна разрабатывать свои, частные методики.
4. Языковые контакты невозможны без контактов народов, контактов культур. Существует мнение, что термин «языковые контакты» – всего лишь метафора, пусть довольно удачная и широко распространенная в научной литературе. На самом деле возможны контакты не языков, а их носителей. Действительно, заимствование иноязычных элементов возможно лишь в условиях межкультурной коммуникации, т. е. коммуникации между представителями различных культур [Тарасов 1996, Шаповалов 2003; Apeltauer 1997, Giordano 1996, Kotthof 1997].
Таким образом, изучение языковых контактов и их лингвистических последствий невозможно без привлечения культурологических данных. Но подчеркнем, что контактная лингвистика прежде всего языковая дисциплина, и исследователь должен отталкиваться от анализа лингвистических данных. Слишком частое и порой неоправданное использование сведений из истории культуры и применение культурологических терминов заметно снижает собственно лингвистическую ценность работы.
5. Особое внимание следует обратить на достоверность полученных данных. Сбор практического материала представляет на современном этапе развития контактной лингвистики значительную трудность (особенно это касается исследований контактов национальных и территориальных вариантов языков). Зачастую нет уверенности в том, что большинство исследуемых явлений, возникающих в результате языковых контактов, действительно являются фактами заимствующего языка.

1.5. Актуальные цели и задачи современной контактной лингвистики

Выполненный нами обзор современного состояния контактной лингвистики позволяет представить наиболее актуальные задачи ее дальнейшего развития.
Наиболее актуальными задачами рассматриваемого лингвистического направления, на наш взгляд, являются следующие:
• уточнение круга исследования;
• четкое определение основных понятий;
• разработка методологической базы;
• достоверность материала.

2. ОСНОВНЫЕ КАТЕГОРИИ КОНТАКТНОЙ ЛИНГВИСТИКИ

2.1. Взаимодействие языков как главный фактор языковой эволюции

Как известно, своеобразие конкретного языка обусловливают две группы факторов:
1) его происхождение, определяющее место языка в кругу родственных языков;
2) взаимодействие его с родственными и неродственными языками, т. е. языковые контакты.
Языковые контакты являются одним из важнейших факторов экстралингвистического характера, способствующих образованию в языке определенных инноваций. Практически каждый язык испытывает в диахроническом процессе влияние соседних языков. Социальное и языковое взаимодействие между различными государствами и народами расширяет и углубляет языковые контакты.
Как отмечает Н.Б. Мечковская, происхождение языка и его контакты с «себе подобными» – это силы, как бы спорящие друг с другом, с противоположных сторон формирующие своеобразие конкретного языка [Мечковская 2000: 169]. Генетическое наследство выступает как внутренняя структурная определенность языка и основа его саморазвития. Контакты языков проявляются в их взаимодействии и взаимовлиянии друг на друга. Контакты – это наиболее заметные события языковой истории; именно языковые контакты более всего изменяют языки.
В отечественном языкознании встречается определение языкового контакта как «речевого общения между двумя языковыми коллективами» [Розенцвейг 1972]. О.С. Ахманова также понимает этот термин, как «…соприкосновение языков, возникающее вследствие особых географических, исторических и социальных условий, приводящих к необходимости языкового общения человеческих коллективов, говорящих на разных языках» [Ахманова 1966: 535].
В ряде отечественных лингвистических работ выдвигалось также предложение различать «узкое» и «более широкое» толкование термина «языковые контакты». Под толкованием термина понимали контактную ситуацию, связанную с обязательным двуязычием, а под вторым – межъязыковую связь, при которой двуязычия не может быть, как, например, при заимствовании лексики в процессе различных социально-политических, культурно-исторических, торгово-экономических и других отношений [Опельбаум 1971; Семчинский 1974].
В современных трудах можно встретить следующие определения: «взаимодействие двух или более языков, оказывающее влияние на структуру и словарь одного или многих из них» [Иванов 1990: 237]; «языковой контакт – это предельно широкий класс языковых процессов, обусловленных разного рода взаимодействием языков» [Мечковская 2000: 178]; языковые контакты – сложное и многообразное явление, осуществляющееся на основе двуязычия и сопровождающееся интерференцией [Алефиренко 2004: 64]. Однако в последнее время некоторые лингвисты склоняются к мнению, что термин «языковые контакты» – это лишь метафора, пусть довольно удачная и широко распространенная в научной литературе. На самом деле возможны контакты не языков, а их носителей. Действительно, заимствование иноязычных элементов возможно лишь в условиях межкультурной коммуникации, т. е. коммуникации между представителями различных культур [Тарасов 1996; Шаповалов 2003; Apeltauer 1997; Giordano 1996; Kotthof 1997]. Любая ситуация общения определяется конкретными участниками этого общения и их целями, она является неповторимой в силу субъективного характера как самих целей общения, так и других субъективных характеристик вступающих в контакт людей. Наряду с субъективными характеристиками существуют и объективные, социальные аспекты, представленные нормами речевого поведения, принятыми в каждой конкретной культуре для социально маркированных ситуаций. Но, несмотря на несогласие части исследователей, термин «языковые контакты» продолжает использоваться в зарубежной и отечественной научной литературе.
Изменения, обусловленные языковыми контактами, имеют место в истории каждого языка. Развитие языка вне всякого влияния со стороны окружающей среды невозможно, поэтому не существует так называемых генетически чистых, беспримесных языков. Практически любой современный язык представляет собой сплав языковых элементов, происходящих из разных, родственных и неродственных, языков и диалектов.
Более точному пониманию явления языковых контактов способствует его рассмотрение с точки зрения различных наук – социологии, психологии, лингвистики. Чтобы понять, как и в каком направлении изменяются контактирующие языки, надо увидеть процесс на трех разных уровнях:
1) на собственно лингвистическом уровне – как смешение, взаимопроникновение двух самостоятельных (самодостаточных) языковых систем. В общих чертах аспекты, интересующие лингвистов по данной проблематике, можно представить следующим образом:
– что происходит с двумя (или более) находящимися в контакте языками на фонологическом, грамматическом и лексическом уровнях;
– каким образом языки заимствуют друг у друга языковые структуры и структурные элементы;
– что происходит с языками, которые используются одновременно в двуязычных коллективах;
– какие изменения происходят в контактирующих языках и каким образом может развиваться новый язык, образовавшийся в результате их контактов и т. д. [Молодкин 2001: 11];
2) в социолингвистическом плане – как взаимодействие разноязычных социумов, т. е. как определенную языковую ситуацию, представляющую собой совокупность языковых образований, т. е. языков и вариантов языков, обслуживающих некоторый социум в границах определенного региона, политико-территориального объединения или государства. Результаты такого взаимодействия зависят от целого ряда факторов, среди которых можно отметить продолжительность и интенсивность контактов между языковыми коллективами; типы социальных, экономических и политических отношений между ними; функции, выполняемые языками, которые служат средством коммуникации, и др. Тем не менее исход языкового воздействия, зависящий от социальных условий контакта, может быть непредсказуемым. А. Мартине писал в этой связи: «Язык одолевает своих соперников не в силу каких-то своих внутренних качеств, а потому, что его носители являются более воинственными, фанатичными, культурными, предприимчивыми» [Мартине 1972: 81–82]. История показывает, что в сходных условиях судьба языков может сложиться по-разному. Не всегда победу одерживает язык более развитой культуры;
3) в психолингвистическом плане – как индивидуальное двуязычие. Исследователей, занимающихся психолингвистической стороной языкового контакта, интересует то, как уживаются в сознании билингва два языка. В зависимости от того, в какой мере билингв владеет двумя языками, индивидуальное двуязычие может быть симметричным (оба языка человек знает в равной мере) или асимметричным (один язык известен человеку в большем объеме, другой – в меньшем). В зависимости от того, как функционируют два языка в речи билингва, различают двуязычие автономное и совмещенное. При автономном двуязычии билингв строит речь на каждом языке, используя языковые средства только соответствующего языка. При совмещенном двуязычии речь на том языке, который человек знает хуже, строится с использованием средств первого (основного языка). Однако, по мнению таких крупных лингвистов, как Б. Гавренек, А. Мартине и Э. Хаугена, полное и автономное (без смешения языков) владение двумя языками превышает психические возможности обычного человека [Новое в лингвистике 1972: 62–63, 84–85, 100].
Кроме указанных нами дисциплин, вопросы языковых контактов изучаются в рамках антропологии и культурологии, которые, в свою очередь, явились базой для формирования смежных по отношению к общей лингвистике наук, а именно лингвистической антропологии и лингвокультурологии.
§

2.2. Билингвизм, или двуязычие

Как уже было отмечено, двуязычие, или билингвизм, – одно из важных лингвистических понятий, связанных с языковым контактом. Явление, известное как билингвизм, представляет исключительный интерес не только с точки зрения лингвистики, но и с позиций философии, психологии, социологии и даже физиологии.
Проблематика двуязычия широко обсуждается в научной литературе последних лет, при этом наблюдается смещение акцентов, в принципе согласующееся с динамикой общенаучных подходов к описанию работы языкового/речевого механизма человека. Так, многие традиционные понятия теории двуязычия получают первую трактовку с позиции когнитивной теории. В центре внимания исследователей (Ж.М. О'Маллей, А. Шамо, А.А. Пойменовой, К. Фарч, Г. Каспера) оказываются стратегии овладения и пользования вторым языком. Двуязычие – частный случай многоязычия, но, поскольку двуязычные ситуации представляют собой наиболее типичный случай многоязычия, термин «двуязычие» более употребителен, чем «многоязычие», и часто используется вместо последнего. В русской лингвистической традиции наряду с ними широко используются термины «билингвизм» и «мультилингвизм».
Существуют также широкое и узкое понимание явления билингвизма. Большинство ученых допускают возможность широкой трактовки: «…допускается, что двуязычие имеет место всякий раз, когда человек переключается с одного языкового кода на другой в конкретных условиях речевого общения» [Розенцвейг 1972: 10].
Американский лингвист Л. Блумфилд охарактеризовал двуязычие как доведенное до совершенства одинаковое владение двумя языками, родным и неродным [Bloomfield 1960: 70]. Один из известных создателей теории языковых контактов Э. Хауген, напротив, считал, что при билингвизме степень владения одним из языков может быть и довольно низкой [Хауген 1972: 61].
В отечественном языкознании узкий и широкий подходы к пониманию билингвизма также распространены. Узкое понимание отражено в работах К.Х. Ханазарова, В.А. Авронина, А.И. Рабиновича и др. Для понимания билингвизма К.Х. Ханазаровым и А.И. Рабиновичем характерен функционально-прагматический подход: «о наличии двуязычия мы можем говорить там, где люди владеют вторым языком в степени, достаточной для общения и обмена мыслями с носителями второго языка…» [Ханазаров 1972: 51].
Широкая трактовка билингвизма представлена в концепциях В.Ю. Розенцвейга, Ф.П. Филина, А.А. Метлюк, Г.М. Вишневской и других ученых. Так, В.Ю. Розенцвейг рассматривает двуязычие «…как континуум, простирающийся от весьма элементарного знания контактного языка до полного и свободного владения им» [Розенцвейг 1975:11].
Многие из определений двуязычия, по существу, конфликтны между собой. Так, в знаменитой книге У. Вайнрайха «Языковые контакты» мы находим определение: «попеременное использование двух языков» [Вайнрайх 1979: 22]. Здесь не указывается степень владения языками, и если исходить из данного определения двуязычия, то при нем билингвами можно назвать всех, кто владеет двумя языками. Столь широкое понимание билингвизма ведет, однако, к игнорированию его социальной природы, поскольку в разряд двуязычных попадают и те, для кого владение двумя языками – социально обусловленная необходимость, и те, кто изучает какой-либо иностранный язык без определенных перспектив его дальнейшего применения.
В этой связи, по мнению В.Н. Геращенко, представляется возможным сформулировать примерное определение двуязычия, позволяющее проводить различие между двумя его основными видами – социальным (естественным) и учебным (искусственным). Двуязычие – это обусловленная необходимостью обеспечить социальное взаимодействие внутри разноязычного континуума целенаправленная практика попеременного пользования двумя языками некоторой группой индивидов, называемых двуязычными. Таким образом, социальное и индивидуальное двуязычие понимается в работе как процесс, деятельность, а не как состояние, качество [Геращенко 1982: 4].
Российские исследователи предлагают следующие определения билингвизма: «билингвизм (двуязычие) – это свободное владение двумя языками одновременно» [Многоязычие и литературное творчество 1981: 7]; «двуязычием следует признать одинаково свободное владение двумя языками. Иначе говоря, двуязычие начинается тогда, когда степень знания второго языка приближается вплотную к степени знания первого» [Аврорин 1972: 51]. Следующее определение билингвизма дает В.Д. Бондалетов: «Билингвизм – это двуязычие, т. е. сосуществование у человека или у всего народа двух языков, обычно первого – родного и второго – приобретенного» [Бондалетов 1987: 82–83]. Овладение вторым языком – термин, означающий либо специальное овладение иностранным языком либо стихийное овладение иным языком. Бихевиористские теории 1950 – 1980-х годов объясняли овладение вторым языком в соответствии с общими законами влияния разных факторов на человеческое поведение (имитация, опыт, пробы и ошибки). Нативисты (1960 – 1990-е годы) считали, что существует врожденная универсальная грамматика, благодаря которой человек понимает, как функционирует язык, что позволяет выделять в потоке поступающего языка важные параметры и использовать их при конструировании языка. К настоящему времени эта теория потеряла свое значение, произошла переориентация на когнитивно-психологические свойства человека, позволяющие распознавать значимые признаки и осуществлять коммуникацию при помощи выделенных лингвистических параметров. Тем не менее полностью процесс овладения вторым языком и функционирования нескольких языков у индивидуума еще не раскрыт.
Необходимо уточнить, что языки билингва различаются в зависимости от порядка их усвоения и степени использования, т. е. первый язык противопоставляется второму, а первичный – вторичному. Понятия первого и второго языка соотносятся с последовательностью их усвоения, в то время как первичный и вторичный языки различаются на основе допущения, согласно которому одно из усвоенных средств общения должно использоваться в большей степени и, следовательно, иметь большее значение, нежели другое.
Для большинства индивидов первый усвоенный язык – родной язык – является также и языком наибольшего использования, и наоборот – вторые языки обычно являются вторичными и в плане использования, т. е. вспомогательными языками. Но на практике отнюдь не легко установить, сколько языков индивид использует, и упорядочить их по степени важности [Белл 1980: 154–155].
По-видимому, в определенных ситуациях у индивида может быть не один, а несколько первых языков. Следует отметить, что первый язык вовсе не обязательно является основным разговорным языком [Бахтин 2001: 78], или вообще языком, которым билингвальный носитель владеет лучше всего. При этом необходимо четко различать понятия первый(ые) язык и доминирующий (доминантный) языки и, соответственно, второй(ые) и подчиненный (субдоминантный, рецессивный) языки. Понятие языковой доминации (и доминирующего языка) играет большую роль в изучении явлений контактно индуцированных языковых изменений. Однако понятие языковой доминации покрывает достаточно разнородный круг явлений. С одной стороны, доминация одного языка над другим может проявляться в том, что индивид усваивает второй язык не полностью, т. е. владеет им неадекватно. С другой стороны, часто доминация одного языка и соответственно подчиненное положение другого может проявляться в чисто функциональной сфере. При этом в каждый данный момент времени носитель владеет как первым, так и вторым языком в полной степени, но второй язык обслуживает большее количество функциональных сфер использования языка, чем первый. В последние годы выдвигается понятие прагматически доминирующего языка – языка, который в силу ряда обстоятельств определяет характер «устройства» речевых актов в определенных ситуациях. Язык с письменной традицией может стать прагматически доминантным для носителя языка в контекстах, требующих развернутой аргументации, эксплицитных умозаключений и т. п.
Применяемый в некоторых случаях термин «родной язык» не является точным социолингвистическим понятием и не имеет ясного эмпирического референта [там же: 78]. Социолингвисты предлагают считать родным «язык, усвоенный в детстве, навыки использования которого сохраняются и во взрослом возрасте» [Беликов, Крысин 2001: 22]. В этом определении сохраняются элементы неопределенности, так как не совсем ясно, что представляют собой эти сохраняющиеся навыки. Также двусмыслен и термин «материнский язык», особенно в билингвальной ситуации, когда у матери и отца ребенка могут быть разные языки.
Наконец, особая ситуация возникает в случаях, когда «адекватное знание первого языка утрачивается, а второй язык осваивается в ограниченных пределах» [там же: 58]. Подобную ситуацию называют полуязычием [Полинская 1987]. Существует и несколько иная трактовка понятия полуязычный носитель языка, и она относится к индивидам, не полностью владеющим лишь своим родным (первым) языком.
Если один язык не мешает второму, а второй развит в высокой степени, близкой к степени владения первым языком, то говорят о сбалансированном двуязычии. На практике и одноязычные и многоязычные ситуации редко бывают сбалансированными. «В одноязычной ситуации баланс функций разных форм сосуществования языка невозможен по определению, так как данные формы и различаются именно функциями. Сбалансированные языковые ситуации также достаточно редки, что объясняется тем, что полной симметрии в социально-этнических условиях сосуществования двух языков в одном обществе практически не бывает» [Мечковская 2000: 103–104]. Тот язык, которым человек владеет лучше, называется доминантным; это не обязательно первый по времени усвоения язык. Несбалансированная языковая ситуация возникает, когда использование двух разных языков в тождественных ситуациях и функциях оказывается избыточным, функционально не оправданным. Соотношение языков может измениться в пользу того или иного языка, если будут созданы соответствующие условия: один из языков может частично деградировать, перестать развиваться, забыться, выйти из употребления; либо, наоборот, язык может возрождаться, поддерживаться, доводиться до уровня официального признания и употребления. Эти положения касаются не только отдельных говорящих, но и целых языковых сообществ.
В ходе развития теории языковых контактов было предложено несколько классификаций билингвизма.
Так, по мнению Г.М. Вишневской (1997), самыми распространенными типами билингвизма являются «естественный» и «искусственный», выделяемые на основании условий возникновения. Естественное двуязычие возникает в результате «продолжительного контактирования и взаимодействия носителей двух языков в процессе их совместной практической деятельности, без целенаправленного воздействия на становление данного умения в многоязычной сфере», а искусственное формируется «в результате активного и сознательного воздействия на становление данного умения вдали от основной массы носителей данного иностранного языка» [Муратова 1987: 172], т. е., как писал Л.В. Щерба, «в условиях отсутствия иностранного окружения» [Щерба 1939]. Г.М. Вишневская отмечает, что чаще всего мы сталкиваемся с искуственным типом билингвизма, при котором доминирующую роль играет родной язык говорящего, второй язык возникает как продукт изучения через посредство родного [Вишневская 1997: 23].
Изучение иностранного языка в аудиторных (искусственных) условиях вызывает ряд трудностей, препятствующих быстрому и адекватному овладению учащимися неродным языком, особенно усвоению нюансов разговорного стиля речи данного языка. Исследователи называют две основные тенденции, связанные с трудностями овладения иностранным языком в аудиторных условиях. Во-первых, овладение иноязычной речью неизбежно зависит от уровня развития родного языка и опирается на него. Сильное воздействие родного языка на изучаемый вызывает интерференции контактирующих языковых систем в речи билингва. Роль преподавателя в лучшем случае ограничивается простым сопоставлением и указанием на расхождения в языковых системах родного и иностранного языков [там же].
Так как второй язык в большинстве случаев выучивается школьным методом и к нему обычен подход с точки зрения первого языка, т. е. происходит постоянно сравнение семантических эквивалентов разных языков, овладение языком осуществляется через призму уже освоенной и осознанной системы своего языка [Завьялова 2001: 61].
Другая тенденция, связанная с трудностями овладения иноязычной речью в аудиторных условиях, заключается в том, что при изучении неродного языка в данных условиях «знания о системе изучаемого языка подаются на фоне одной лишь нормы – полной дидактической нормы данного языка». Для овладения другими нормами реализации системы неродного языка, как правило, нет естественных условий и достаточного количества времени. Так, создается ситуация, когда языковая компетенция сочетается с неполной коммуникативной компетенцией [Каспранский 1984: 68].
Кроме естественного и искусственного выделяют еще множество различных типов билингвизма; в основе этих классификаций лежат различные подходы.
Так, выделяют несколько факторов, влияющих на тип билингвизма: 1) степень билингвизма; 2) степень различия языков; 3) возраст обучения второму языку; 4) отношение ко второму языку [Jacikevicius 1970: 28].
З.Г. Муратова полагает, что ситуацию билингвизма можно охарактеризовать в трех планах: 1) с точки зрения функционирования компонентов двуязычия; 2) с учетом особенностей возникновения и развития билингвизма как социального явления; 3) с точки зрения степени владения языками [Муратова 1987].
М.М. Михайлов предлагает положить в основу выделения типов двуязычия следующие признаки: характер компонентов двуязычия, степень овладения ими, характер связи с мышлением, степень распространенности, характер распространенности, метод распространения, время овладения, способ овладения, форма функционирования двуязычия. Согласно этим признакам ученые выделяют следующие типы билингвизма: однородный и неоднородный; продуктивный, репродуктивный и рецептивный; непосредственный и опосредованный; массовый, групповой и индивидуальный; добровольное изучение и насильственное навязывание; детский и взрослый; стихийное усвоение и специальное изучение; устный, письменный и двуединый [Михайлов 1988: 13].
М. Уи, говоря о ситуациях двуязычия, подчеркивает, что они располагаются между двумя полюсами – между конфликтом и равновесием. Практически трудно найти случай как полного равновесия, так и полного конфликта без признаков их рассасывания. Двуязычный коллектив, как правило, стремится к урегулированию своего языкового конфликта, но за всяким сколько-нибудь удовлетворительным его сглаживанием обычно следует новая напряженность. С типологической точки зрения вырисовываются три типа двуязычных ситуаций: общее двуязычие (bilinguisme generalise), ориентированное двуязычие (bilinguisme oriente) [Уи 1972: 183]. Общее двуязычие представляется переходным этапом динамического процесса, движущего общество в направлении единоязычия. Сюда относятся языковые меньшинства, подверженные действию центробежных сил и находящиеся в «поле притяжения» других народов, в силу исторических причин обладающих престижем. Ориентированное двуязычие возникает в случае использования народом какого-либо языка-посредника и может быть признаком того, что в обществе намечаются процессы, которые в дальнейшем приведут к общему двуязычию.
М. Уи выделяет следующие типы билингвизма, возникающие в результате языкового контакта:
• билингвизм, проявляющийся одновременно с ограниченной культурной ассимиляцией в строго определенной технологической области: рыбной ловле, гончарном производстве и т. п. При этом наблюдается внесение из чужого языка в родной терминов, связанных с данной производственно-экономической деятельностью. Эта ситуация называется спорадическим билингвизмом;
• билингвизм на более глубоком уровне культурной ассимиляции, когда в орбиту освоения кроме указанных областей вовлекаются традиционные системы экономической и социальной организации этноса. Эта ситуация называется ориентированным билингвизмом. При нем использование родного языка все еще продолжается, хотя и в ограниченных масштабах. Одновременно осуществляется процесс широкого заимствования из чужого языка терминов, связанных с усваиваемой культурой;
• билингвизм, при котором новым языком начинают овладевать все члены этнической общности. В то же время происходит постепенное забвение вначале технологических терминов родного языка, а затем социальной, этнической и религиозной терминологии. Эта ситуация называется общим билингвизмом [Houis 1971: 156].
Степень владения языком лежит в основе классификации, предложенной Е.М. Верещагиным. Его классификация включает три уровня билингвизма: рецептивный (понимание речевых произведений, принадлежащих вторичной языковой системе), репродуктивный (умение воспроизводить прочитанное и услышанное) и продуктивный (умение не только понимать и воспроизводить, но и строить цельные, осмысленные высказывания) [Верещагин 1969: 22–25].
В.Д. Бондалетов предлагает различать индивидуальный билингвизм как знание двух языков отдельными членами социума и массовый билингвизм как знание двух языков большим контингентом говорящих [Бондалетов 1987: 83].
В.И. Беликов и Л.П. Крысин различают три основных типа индивидуального билингвизма: субординативный, координативный и смешанный. По мнению авторов, при субординативном билингвизме говорящие воспринимают второй язык через призму родного: понятия соотносятся с лексическими единицами родного языка, а последние – с единицами второго языка. При координативном (чистом) билингвизме два языка совершенно автономны, каждому соответствует свой набор понятий, грамматические категории двух языков также независимы. Смешанный билингвизм подразумевает единый механизм анализа и синтеза речи, а сосуществующие языки различаются лишь на уровне поверхностных структур. Три выделенных типа билингвизма, конечно, представляют собой идеальные упрощения; у реального билингва преобладает один из них. Субординативный билингвизм по своей природе означает вторичное, неполное владение вторым языком и характерен для начинающих билингвов, но уже на ранних стадиях овладения языком ему сопутствуют элементы координативного и смешанного двуязычия. При эффективном двуязычии реально существуют координативное и смешанное двуязычие (а часто и элементы субординативного) с преобладанием одного из них [Беликов, Крысин 2001: 56–57].
Существуют два основных подхода к проблеме коллективного, или массового, многоязычия. При первом исходным объектом оказывается более или менее стабильное языковое сообщество, все или значимая часть членов которого являются многоязычными [Ludi 1990], при другом – сообщество, выделяемое на основании каких-то других, неязыковых критериев, как правило, государство, либо историческая, географическая или административная области [Romaine 1997].
Если индивидуальное многоязычие может существовать без коллективного (например, случаи пребывания индивида в иноязычной среде), то обратное, по-видимому, неверно для коллективного многоязычия первого типа. При втором подходе к многоязычию фиксируются ситуации, когда в различных областях государства употребляются различные языки при достаточно низком уровне индивидуального многоязычия.
Коллективное многоязычие также может быть классифицировано разными способами, преимущественно на основе социолингвистических критериев (охватывает ли многоязычие весь языковой коллектив, обладают ли языки разной или одинаковой престижностью, каково функциональное распределение языков и др.). Как представляется, наиболее существенными являются моменты, связанные с функциональным распределением языков.
В этой связи теоретически важным является введенное Дж. Фишманом понятие домена (domain). Домен – это «широко понимаемый контекст речевой деятельности человека – «институционализированный контекст», в котором один язык (один языковой вариант) является более предпочтительным и более «соответствует обстановке», чем другой. Домен – это пучок признаков, таких как место, тема и участники. Типичный домен – это семья. Если индивид говорит дома с другими членами семьи на бытовые темы – это семейный домен» [Бахтин 2001].
На основе территориального распространения выделяется также региональное и национальное двуязычие; на основе социально-культурного деления – частичное или групповое и т. д.
Билингвизм, как уже было отмечено, – явление многостороннее и может изучаться в разных аспектах. Кроме собственно лингвистического выделяются социолингвистический (непосредственно связанный с лингвистическим), педагогический и психологический аспекты исследования билингвизма.
Социолингвистическое определение билингвизма опирается на понятия языкового билингвизма и социально-коммуникативной системы. Билингвизм – это сосуществование двух языков в рамках одного языкового коллектива, использующего эти языки в различных коммуникативных сферах в зависимости от социальной ситуации и других параметров коммуникативного акта. Оба языка, обслуживая единый коллектив, образуют единую социально-коммуникативную систему и находятся в отношении функциональной дополнительности друг к другу [Швейцер, Никольский 1978: 111].
Отсюда следует, что билингвизм коллектива обязательно предполагает индивидуальный билингвизм его членов. Если в государстве используются различные языки, но при этом индивидуальное двуязычие отсутствует, то это означает, что население данной страны распадается на ряд одноязычных коллективов с собственной социально-коммуникативной системой. Разумеется, отсюда не следует обратное: индивидуальный билингвизм сам по себе еще не предполагает, что данный языковой или речевой коллектив является двуязычным. По мнению В.Д. Бондалетова, в социолингвистическом аспекте важен вопрос о функциональной нагруженности второго языка – о сферах его использования (в сопоставлении с первым языком), о степени свободы владения им (здесь различают несколько стадий – начальную, переходную, высшую), о конкретном наборе используемых социально-функциональных компонентов второго языка, т. е. его форм существования, о распределении коммуникативных функций между первым и вторым языками, о контингентах, охваченных двуязычием, о широте использования второго языка и его восприятии, об оценке двуязычия как социально-лингвистического феномена [Бондалетов 1987: 83–84].
Н.Б. Мечковская, говоря о социолингвистическом аспекте двуязычия, подчеркивает, что два языка не могут быть функционально тождественны. Например, в семейном общении обычно преобладает один язык, хотя все члены семьи могут в принципе хорошо владеть и другим языком данного двуязычного социума [Мечковская 2000: 105]. Таким образом, представляется возможным говорить о том, что в речевой практике за пределами семейного общения также наблюдается тенденция к дифференцированному выбору языка в зависимости от ситуации общения, темы, собеседника. Так происходит функциональная специализация языков в индивидуальной речевой практике. Применительно ко всему двуязычному социуму это оборачивается тенденцией к функциональному разграничению языков.
Широко распространенным видом двуязычных социально-коммуникативных систем являются системы, состоящие из местного языка и языка-макропосредника, служащего средством межнационального общения в пределах данного государства. Двуязычие этого типа встречается в странах с различным социальным строем, и причины его возникновения, как правило, довольно разные.
По сравнению с предыдущими авторами, рассуждения которых о двуязычии не вызывают сомнений, определение Т.П. Ильяшенко представляется дискуссионным. Согласно его утверждению двуязычие – это «явление социального плана, характеризующее языковую ситуацию», в отличие от языковых контактов, которые «характеризуют языковые отношения» [Ильяшенко 1970: 23]. Некоторые ученые определяют понятие двуязычия в связи с другими явлениями. Так, Г. Зограф связывает этот термин с понятием «многоязычие» и определяет его как использование нескольких языков в зависимости от «соответствия коммуникативной ситуации» [Зограф 1990: 303].
Психологический аспект двуязычия состоит в том, что с точки зрения индивида два языка – это два вида деятельности, в которой участвуют одни и те же органы. Поэтому адекватная психологическая теория должна объяснить и такое состояние, когда индивид пользуется каждым из двух языков раздельно с полной эффективностью и, напротив, когда в одном из этих языков проявляется интерференция со стороны другого. Исследователи, занимающиеся психологическим аспектом двуязычия, сходятся в мнении, что большинство членов двуязычного социума не в состоянии одинаково владеть двумя языками, использовать их в любых ситуациях, с легкостью переключаться с одного языка на другой, не смешивая при этом системы разных языков. Любое взаимодействие языков означает, что в контакт и конфликт входят два видения мира. Переход от одного языка к другому может вызвать в мышлении глубокие потрясения. По мнению Т.Г. Стефаненко, причины этого конфликта – потрясения наряду с прочими в определенной степени связаны с различиями коммуникативного плана. Для индивидуалистических низкоконтекстных западных культур большое значение имеет содержание сообщения, а в высококонтекстных восточных культурах люди в большей степени склонны обращать внимание на контекст общения. Для коллективистических культур характерна и большая, чем для индивидуалистических, дифференциация эмоциональных категорий, богатство языковых средств для выражения эмоций [Стефаненко 1999: 154–158].
Надо заметить, что в рамках психолингвистического исследования билингвизма наиболее разработанной областью является изучение ментального лексикона билингва. Главная полемика в этом направлении осуществляется между сторонниками гипотезы «двойного хранения», согласно которой билингв обладает двумя относительно независимыми ментальными лексиконами [Kolers 1963], и сторонниками гипотезы «единого хранения», постулирующей наличие единого ментального лексикона [Ehri, Ryan 1980]. Компромиссное решение было предложено М. Паради, выдвинувшим так называемую гипотезу тройного хранения. Согласно М. Паради билингв обладает двумя относительно независимыми ментальными лексиконами (хранящими слова в единстве их плана выражения и содержания) и единым «языково-независимым» уровнем понятийных (концептуальных) репрезентаций, соотносимых с единицами обоих лексиконов [Paradis 1994].
Казалось бы, при таком детальном описании различных проявлений билингвизма проблема представляется довольно ясно. Однако несмотря на это существует масса вопросов. Прежде всего – что представляет собой билингв как языковая личность? Отличается ли его сознание от сознания монолингва, является ли билингв сочетанием двух монолингвов в одном сознании при координированном типе и двух сознаний в одном монолингве при смешанном? Один из американских исследователей так формирует феномен билингвизма: «Билингв – это не сумма двух полных или неполных монолингвов; скорее это уникальная и специфическая лингвистическая конфигурация. Сосуществование и постоянное воздействие двух языков у билингва производит отличную, но целостную лингвистическую сущность» [Grosjean 1989: 6]. Кроме того, во многих исследованиях зафиксировано, что билингвизм влияет на интеллектуальное развитие, т. е. оказывает прямое воздействие на мышление.
Это замечание, как и многие другие особенности, обнаруженные при изучении языкового сознания билингвов, ставит перед исследователями еще одну проблему: как соотносится доля участия полушарий головного мозга в языковой практике билингва и в обучении второму языку? Т. е., попросту говоря, влияет ли владение двумя и более языками на межполушарную асимметрию или в этом смысле билингв ничем не отличается от монолингва.
Как известно, доминирующее у большинства людей (правшей) левое полушарие хранит информацию о грамматике языка, о внешней форме слов, анализирует и систематизирует все вербальные данные и знания о мире, в то время как представление этих знаний (так же как и семантика слов, т. е. связь с конкретным референтом) является функцией правого (недоминантного в норме) полушария [Завьялова 2001: 61].
В последние десятилетия на страницах многих зарубежных изданий, посвященных проблемам языка и сознания, развернулись бурные дискуссии по поводу вовлеченности правого полушария в языковые процессы при билингвизме. Это и понятно: если такой феномен действительно имеет место, придется признать существенное отличие билингва от монолингва и не только в сфере языка, но и в сфере сознания вообще. На поставленный вопрос существует по меньшей мере пять вариантов ответов:
• второй язык представлен в правом полушарии;
• второй язык представлен в двух полушариях;
• второй язык менее асимметричен, чем родной (т. е. оба языка относятся к левому полушарию, но второй – в меньшей степени);
• оба языка менее асимметричны;
• оба языка представлены в левом полушарии, и нет никакой разницы между билингвами и монолингвами [Kolers, Paradis 1980: 302].
Тем не менее П.А. Колер, Л. Облер, М. Паради, С. Сюссман, придерживаясь мнения о большем участии правого полушария в языковых процессах на втором языке, признают, что это происходит далеко не всегда. Указываются следующие факторы, влияющие на активизацию правого полушария:
• тип языка (имеется в виду разделение языков по большей/ меньшей ориентации на правое полушарие, например, особенности письма, проявляющиеся в большем соответствии символ/звук, усиливают активность левого полушария);
• возраст билингва (если второй язык был выучен в зрелом возрасте, возрастает возможность участия в языковых процессах правого полушария);
• способ обучения (если второй язык был выучен неформально, вероятность активизации правого полушария возрастает);
• стадия обучения (на начальной стадии обучения языку правое полушарие более активно задействовано);
• языковое окружение (замечено, что при иноязычном окружении правое полушарие более активизировано).
Двуязычие и многоязычие выступают одним из важных факторов, влияющих на развитие национального негомогенного языка, способствуя его вариативности в определенной территориальной и социальной среде. К этому фактору иногда прибавляется фактор диглоссии в пределах одного из контактирующих языков. Простейший вариант языкового состояния – это случай, когда индивид или языковая общность владеет лишь одной формой существования языка. Это моноглоссия. Ей противопоставлена диглоссия – пользование двумя и более формами существования данного языка. По мнению В.А. Аврорина, моноглоссия характерна для начальных этапов развития языка, когда каждый человек пользовался одним языком, еще не имевшим диалектного дробления; встречается моноглоссия и на значительно более поздних этапах, когда имеет место владение одним диалектом [Аврорин 1975: 66]. Основной же формой состояния языка обычно служит диглоссия, поскольку каждый индивид принадлежит одновременно нескольким разным коллективам и может пользоваться разными языковыми подсистемами. Во многих странах люди говорят дома на диалекте или на местном языке, а в официальной ситуации – на литературном варианте государственного языка, которым овладевают, как правило, в школе. Такую языковую ситуацию называют диглоссией.


2.2. Билингвизм, или двуязычие

Как уже было отмечено, двуязычие, или билингвизм, – одно из важных лингвистических понятий, связанных с языковым контактом. Явление, известное как билингвизм, представляет исключительный интерес не только с точки зрения лингвистики, но и с позиций философии, психологии, социологии и даже физиологии.
Проблематика двуязычия широко обсуждается в научной литературе последних лет, при этом наблюдается смещение акцентов, в принципе согласующееся с динамикой общенаучных подходов к описанию работы языкового/речевого механизма человека. Так, многие традиционные понятия теории двуязычия получают первую трактовку с позиции когнитивной теории. В центре внимания исследователей (Ж.М. О'Маллей, А. Шамо, А.А. Пойменовой, К. Фарч, Г. Каспера) оказываются стратегии овладения и пользования вторым языком. Двуязычие – частный случай многоязычия, но, поскольку двуязычные ситуации представляют собой наиболее типичный случай многоязычия, термин «двуязычие» более употребителен, чем «многоязычие», и часто используется вместо последнего. В русской лингвистической традиции наряду с ними широко используются термины «билингвизм» и «мультилингвизм».
Существуют также широкое и узкое понимание явления билингвизма. Большинство ученых допускают возможность широкой трактовки: «…допускается, что двуязычие имеет место всякий раз, когда человек переключается с одного языкового кода на другой в конкретных условиях речевого общения» [Розенцвейг 1972: 10].
Американский лингвист Л. Блумфилд охарактеризовал двуязычие как доведенное до совершенства одинаковое владение двумя языками, родным и неродным [Bloomfield 1960: 70]. Один из известных создателей теории языковых контактов Э. Хауген, напротив, считал, что при билингвизме степень владения одним из языков может быть и довольно низкой [Хауген 1972: 61].
В отечественном языкознании узкий и широкий подходы к пониманию билингвизма также распространены. Узкое понимание отражено в работах К.Х. Ханазарова, В.А. Авронина, А.И. Рабиновича и др. Для понимания билингвизма К.Х. Ханазаровым и А.И. Рабиновичем характерен функционально-прагматический подход: «о наличии двуязычия мы можем говорить там, где люди владеют вторым языком в степени, достаточной для общения и обмена мыслями с носителями второго языка…» [Ханазаров 1972: 51].
Широкая трактовка билингвизма представлена в концепциях В.Ю. Розенцвейга, Ф.П. Филина, А.А. Метлюк, Г.М. Вишневской и других ученых. Так, В.Ю. Розенцвейг рассматривает двуязычие «…как континуум, простирающийся от весьма элементарного знания контактного языка до полного и свободного владения им» [Розенцвейг 1975:11].
Многие из определений двуязычия, по существу, конфликтны между собой. Так, в знаменитой книге У. Вайнрайха «Языковые контакты» мы находим определение: «попеременное использование двух языков» [Вайнрайх 1979: 22]. Здесь не указывается степень владения языками, и если исходить из данного определения двуязычия, то при нем билингвами можно назвать всех, кто владеет двумя языками. Столь широкое понимание билингвизма ведет, однако, к игнорированию его социальной природы, поскольку в разряд двуязычных попадают и те, для кого владение двумя языками – социально обусловленная необходимость, и те, кто изучает какой-либо иностранный язык без определенных перспектив его дальнейшего применения.
В этой связи, по мнению В.Н. Геращенко, представляется возможным сформулировать примерное определение двуязычия, позволяющее проводить различие между двумя его основными видами – социальным (естественным) и учебным (искусственным). Двуязычие – это обусловленная необходимостью обеспечить социальное взаимодействие внутри разноязычного континуума целенаправленная практика попеременного пользования двумя языками некоторой группой индивидов, называемых двуязычными. Таким образом, социальное и индивидуальное двуязычие понимается в работе как процесс, деятельность, а не как состояние, качество [Геращенко 1982: 4].
Российские исследователи предлагают следующие определения билингвизма: «билингвизм (двуязычие) – это свободное владение двумя языками одновременно» [Многоязычие и литературное творчество 1981: 7]; «двуязычием следует признать одинаково свободное владение двумя языками. Иначе говоря, двуязычие начинается тогда, когда степень знания второго языка приближается вплотную к степени знания первого» [Аврорин 1972: 51]. Следующее определение билингвизма дает В.Д. Бондалетов: «Билингвизм – это двуязычие, т. е. сосуществование у человека или у всего народа двух языков, обычно первого – родного и второго – приобретенного» [Бондалетов 1987: 82–83]. Овладение вторым языком – термин, означающий либо специальное овладение иностранным языком либо стихийное овладение иным языком. Бихевиористские теории 1950 – 1980-х годов объясняли овладение вторым языком в соответствии с общими законами влияния разных факторов на человеческое поведение (имитация, опыт, пробы и ошибки). Нативисты (1960 – 1990-е годы) считали, что существует врожденная универсальная грамматика, благодаря которой человек понимает, как функционирует язык, что позволяет выделять в потоке поступающего языка важные параметры и использовать их при конструировании языка. К настоящему времени эта теория потеряла свое значение, произошла переориентация на когнитивно-психологические свойства человека, позволяющие распознавать значимые признаки и осуществлять коммуникацию при помощи выделенных лингвистических параметров. Тем не менее полностью процесс овладения вторым языком и функционирования нескольких языков у индивидуума еще не раскрыт.
Необходимо уточнить, что языки билингва различаются в зависимости от порядка их усвоения и степени использования, т. е. первый язык противопоставляется второму, а первичный – вторичному. Понятия первого и второго языка соотносятся с последовательностью их усвоения, в то время как первичный и вторичный языки различаются на основе допущения, согласно которому одно из усвоенных средств общения должно использоваться в большей степени и, следовательно, иметь большее значение, нежели другое.
Для большинства индивидов первый усвоенный язык – родной язык – является также и языком наибольшего использования, и наоборот – вторые языки обычно являются вторичными и в плане использования, т. е. вспомогательными языками. Но на практике отнюдь не легко установить, сколько языков индивид использует, и упорядочить их по степени важности [Белл 1980: 154–155].
По-видимому, в определенных ситуациях у индивида может быть не один, а несколько первых языков. Следует отметить, что первый язык вовсе не обязательно является основным разговорным языком [Бахтин 2001: 78], или вообще языком, которым билингвальный носитель владеет лучше всего. При этом необходимо четко различать понятия первый(ые) язык и доминирующий (доминантный) языки и, соответственно, второй(ые) и подчиненный (субдоминантный, рецессивный) языки. Понятие языковой доминации (и доминирующего языка) играет большую роль в изучении явлений контактно индуцированных языковых изменений. Однако понятие языковой доминации покрывает достаточно разнородный круг явлений. С одной стороны, доминация одного языка над другим может проявляться в том, что индивид усваивает второй язык не полностью, т. е. владеет им неадекватно. С другой стороны, часто доминация одного языка и соответственно подчиненное положение другого может проявляться в чисто функциональной сфере. При этом в каждый данный момент времени носитель владеет как первым, так и вторым языком в полной степени, но второй язык обслуживает большее количество функциональных сфер использования языка, чем первый. В последние годы выдвигается понятие прагматически доминирующего языка – языка, который в силу ряда обстоятельств определяет характер «устройства» речевых актов в определенных ситуациях. Язык с письменной традицией может стать прагматически доминантным для носителя языка в контекстах, требующих развернутой аргументации, эксплицитных умозаключений и т. п.
Применяемый в некоторых случаях термин «родной язык» не является точным социолингвистическим понятием и не имеет ясного эмпирического референта [там же: 78]. Социолингвисты предлагают считать родным «язык, усвоенный в детстве, навыки использования которого сохраняются и во взрослом возрасте» [Беликов, Крысин 2001: 22]. В этом определении сохраняются элементы неопределенности, так как не совсем ясно, что представляют собой эти сохраняющиеся навыки. Также двусмыслен и термин «материнский язык», особенно в билингвальной ситуации, когда у матери и отца ребенка могут быть разные языки.
Наконец, особая ситуация возникает в случаях, когда «адекватное знание первого языка утрачивается, а второй язык осваивается в ограниченных пределах» [там же: 58]. Подобную ситуацию называют полуязычием [Полинская 1987]. Существует и несколько иная трактовка понятия полуязычный носитель языка, и она относится к индивидам, не полностью владеющим лишь своим родным (первым) языком.
Если один язык не мешает второму, а второй развит в высокой степени, близкой к степени владения первым языком, то говорят о сбалансированном двуязычии. На практике и одноязычные и многоязычные ситуации редко бывают сбалансированными. «В одноязычной ситуации баланс функций разных форм сосуществования языка невозможен по определению, так как данные формы и различаются именно функциями. Сбалансированные языковые ситуации также достаточно редки, что объясняется тем, что полной симметрии в социально-этнических условиях сосуществования двух языков в одном обществе практически не бывает» [Мечковская 2000: 103–104]. Тот язык, которым человек владеет лучше, называется доминантным; это не обязательно первый по времени усвоения язык. Несбалансированная языковая ситуация возникает, когда использование двух разных языков в тождественных ситуациях и функциях оказывается избыточным, функционально не оправданным. Соотношение языков может измениться в пользу того или иного языка, если будут созданы соответствующие условия: один из языков может частично деградировать, перестать развиваться, забыться, выйти из употребления; либо, наоборот, язык может возрождаться, поддерживаться, доводиться до уровня официального признания и употребления. Эти положения касаются не только отдельных говорящих, но и целых языковых сообществ.
В ходе развития теории языковых контактов было предложено несколько классификаций билингвизма.
Так, по мнению Г.М. Вишневской (1997), самыми распространенными типами билингвизма являются «естественный» и «искусственный», выделяемые на основании условий возникновения. Естественное двуязычие возникает в результате «продолжительного контактирования и взаимодействия носителей двух языков в процессе их совместной практической деятельности, без целенаправленного воздействия на становление данного умения в многоязычной сфере», а искусственное формируется «в результате активного и сознательного воздействия на становление данного умения вдали от основной массы носителей данного иностранного языка» [Муратова 1987: 172], т. е., как писал Л.В. Щерба, «в условиях отсутствия иностранного окружения» [Щерба 1939]. Г.М. Вишневская отмечает, что чаще всего мы сталкиваемся с искуственным типом билингвизма, при котором доминирующую роль играет родной язык говорящего, второй язык возникает как продукт изучения через посредство родного [Вишневская 1997: 23].
Изучение иностранного языка в аудиторных (искусственных) условиях вызывает ряд трудностей, препятствующих быстрому и адекватному овладению учащимися неродным языком, особенно усвоению нюансов разговорного стиля речи данного языка. Исследователи называют две основные тенденции, связанные с трудностями овладения иностранным языком в аудиторных условиях. Во-первых, овладение иноязычной речью неизбежно зависит от уровня развития родного языка и опирается на него. Сильное воздействие родного языка на изучаемый вызывает интерференции контактирующих языковых систем в речи билингва. Роль преподавателя в лучшем случае ограничивается простым сопоставлением и указанием на расхождения в языковых системах родного и иностранного языков [там же].
Так как второй язык в большинстве случаев выучивается школьным методом и к нему обычен подход с точки зрения первого языка, т. е. происходит постоянно сравнение семантических эквивалентов разных языков, овладение языком осуществляется через призму уже освоенной и осознанной системы своего языка [Завьялова 2001: 61].
Другая тенденция, связанная с трудностями овладения иноязычной речью в аудиторных условиях, заключается в том, что при изучении неродного языка в данных условиях «знания о системе изучаемого языка подаются на фоне одной лишь нормы – полной дидактической нормы данного языка». Для овладения другими нормами реализации системы неродного языка, как правило, нет естественных условий и достаточного количества времени. Так, создается ситуация, когда языковая компетенция сочетается с неполной коммуникативной компетенцией [Каспранский 1984: 68].
Кроме естественного и искусственного выделяют еще множество различных типов билингвизма; в основе этих классификаций лежат различные подходы.
Так, выделяют несколько факторов, влияющих на тип билингвизма: 1) степень билингвизма; 2) степень различия языков; 3) возраст обучения второму языку; 4) отношение ко второму языку [Jacikevicius 1970: 28].
З.Г. Муратова полагает, что ситуацию билингвизма можно охарактеризовать в трех планах: 1) с точки зрения функционирования компонентов двуязычия; 2) с учетом особенностей возникновения и развития билингвизма как социального явления; 3) с точки зрения степени владения языками [Муратова 1987].
М.М. Михайлов предлагает положить в основу выделения типов двуязычия следующие признаки: характер компонентов двуязычия, степень овладения ими, характер связи с мышлением, степень распространенности, характер распространенности, метод распространения, время овладения, способ овладения, форма функционирования двуязычия. Согласно этим признакам ученые выделяют следующие типы билингвизма: однородный и неоднородный; продуктивный, репродуктивный и рецептивный; непосредственный и опосредованный; массовый, групповой и индивидуальный; добровольное изучение и насильственное навязывание; детский и взрослый; стихийное усвоение и специальное изучение; устный, письменный и двуединый [Михайлов 1988: 13].
М. Уи, говоря о ситуациях двуязычия, подчеркивает, что они располагаются между двумя полюсами – между конфликтом и равновесием. Практически трудно найти случай как полного равновесия, так и полного конфликта без признаков их рассасывания. Двуязычный коллектив, как правило, стремится к урегулированию своего языкового конфликта, но за всяким сколько-нибудь удовлетворительным его сглаживанием обычно следует новая напряженность. С типологической точки зрения вырисовываются три типа двуязычных ситуаций: общее двуязычие (bilinguisme generalise), ориентированное двуязычие (bilinguisme oriente) [Уи 1972: 183]. Общее двуязычие представляется переходным этапом динамического процесса, движущего общество в направлении единоязычия. Сюда относятся языковые меньшинства, подверженные действию центробежных сил и находящиеся в «поле притяжения» других народов, в силу исторических причин обладающих престижем. Ориентированное двуязычие возникает в случае использования народом какого-либо языка-посредника и может быть признаком того, что в обществе намечаются процессы, которые в дальнейшем приведут к общему двуязычию.
М. Уи выделяет следующие типы билингвизма, возникающие в результате языкового контакта:
• билингвизм, проявляющийся одновременно с ограниченной культурной ассимиляцией в строго определенной технологической области: рыбной ловле, гончарном производстве и т. п. При этом наблюдается внесение из чужого языка в родной терминов, связанных с данной производственно-экономической деятельностью. Эта ситуация называется спорадическим билингвизмом;
• билингвизм на более глубоком уровне культурной ассимиляции, когда в орбиту освоения кроме указанных областей вовлекаются традиционные системы экономической и социальной организации этноса. Эта ситуация называется ориентированным билингвизмом. При нем использование родного языка все еще продолжается, хотя и в ограниченных масштабах. Одновременно осуществляется процесс широкого заимствования из чужого языка терминов, связанных с усваиваемой культурой;
• билингвизм, при котором новым языком начинают овладевать все члены этнической общности. В то же время происходит постепенное забвение вначале технологических терминов родного языка, а затем социальной, этнической и религиозной терминологии. Эта ситуация называется общим билингвизмом [Houis 1971: 156].
Степень владения языком лежит в основе классификации, предложенной Е.М. Верещагиным. Его классификация включает три уровня билингвизма: рецептивный (понимание речевых произведений, принадлежащих вторичной языковой системе), репродуктивный (умение воспроизводить прочитанное и услышанное) и продуктивный (умение не только понимать и воспроизводить, но и строить цельные, осмысленные высказывания) [Верещагин 1969: 22–25].
В.Д. Бондалетов предлагает различать индивидуальный билингвизм как знание двух языков отдельными членами социума и массовый билингвизм как знание двух языков большим контингентом говорящих [Бондалетов 1987: 83].
В.И. Беликов и Л.П. Крысин различают три основных типа индивидуального билингвизма: субординативный, координативный и смешанный. По мнению авторов, при субординативном билингвизме говорящие воспринимают второй язык через призму родного: понятия соотносятся с лексическими единицами родного языка, а последние – с единицами второго языка. При координативном (чистом) билингвизме два языка совершенно автономны, каждому соответствует свой набор понятий, грамматические категории двух языков также независимы. Смешанный билингвизм подразумевает единый механизм анализа и синтеза речи, а сосуществующие языки различаются лишь на уровне поверхностных структур. Три выделенных типа билингвизма, конечно, представляют собой идеальные упрощения; у реального билингва преобладает один из них. Субординативный билингвизм по своей природе означает вторичное, неполное владение вторым языком и характерен для начинающих билингвов, но уже на ранних стадиях овладения языком ему сопутствуют элементы координативного и смешанного двуязычия. При эффективном двуязычии реально существуют координативное и смешанное двуязычие (а часто и элементы субординативного) с преобладанием одного из них [Беликов, Крысин 2001: 56–57].
Существуют два основных подхода к проблеме коллективного, или массового, многоязычия. При первом исходным объектом оказывается более или менее стабильное языковое сообщество, все или значимая часть членов которого являются многоязычными [Ludi 1990], при другом – сообщество, выделяемое на основании каких-то других, неязыковых критериев, как правило, государство, либо историческая, географическая или административная области [Romaine 1997].
Если индивидуальное многоязычие может существовать без коллективного (например, случаи пребывания индивида в иноязычной среде), то обратное, по-видимому, неверно для коллективного многоязычия первого типа. При втором подходе к многоязычию фиксируются ситуации, когда в различных областях государства употребляются различные языки при достаточно низком уровне индивидуального многоязычия.
Коллективное многоязычие также может быть классифицировано разными способами, преимущественно на основе социолингвистических критериев (охватывает ли многоязычие весь языковой коллектив, обладают ли языки разной или одинаковой престижностью, каково функциональное распределение языков и др.). Как представляется, наиболее существенными являются моменты, связанные с функциональным распределением языков.
В этой связи теоретически важным является введенное Дж. Фишманом понятие домена (domain). Домен – это «широко понимаемый контекст речевой деятельности человека – «институционализированный контекст», в котором один язык (один языковой вариант) является более предпочтительным и более «соответствует обстановке», чем другой. Домен – это пучок признаков, таких как место, тема и участники. Типичный домен – это семья. Если индивид говорит дома с другими членами семьи на бытовые темы – это семейный домен» [Бахтин 2001].
На основе территориального распространения выделяется также региональное и национальное двуязычие; на основе социально-культурного деления – частичное или групповое и т. д.
Билингвизм, как уже было отмечено, – явление многостороннее и может изучаться в разных аспектах. Кроме собственно лингвистического выделяются социолингвистический (непосредственно связанный с лингвистическим), педагогический и психологический аспекты исследования билингвизма.
Социолингвистическое определение билингвизма опирается на понятия языкового билингвизма и социально-коммуникативной системы. Билингвизм – это сосуществование двух языков в рамках одного языкового коллектива, использующего эти языки в различных коммуникативных сферах в зависимости от социальной ситуации и других параметров коммуникативного акта. Оба языка, обслуживая единый коллектив, образуют единую социально-коммуникативную систему и находятся в отношении функциональной дополнительности друг к другу [Швейцер, Никольский 1978: 111].
Отсюда следует, что билингвизм коллектива обязательно предполагает индивидуальный билингвизм его членов. Если в государстве используются различные языки, но при этом индивидуальное двуязычие отсутствует, то это означает, что население данной страны распадается на ряд одноязычных коллективов с собственной социально-коммуникативной системой. Разумеется, отсюда не следует обратное: индивидуальный билингвизм сам по себе еще не предполагает, что данный языковой или речевой коллектив является двуязычным. По мнению В.Д. Бондалетова, в социолингвистическом аспекте важен вопрос о функциональной нагруженности второго языка – о сферах его использования (в сопоставлении с первым языком), о степени свободы владения им (здесь различают несколько стадий – начальную, переходную, высшую), о конкретном наборе используемых социально-функциональных компонентов второго языка, т. е. его форм существования, о распределении коммуникативных функций между первым и вторым языками, о контингентах, охваченных двуязычием, о широте использования второго языка и его восприятии, об оценке двуязычия как социально-лингвистического феномена [Бондалетов 1987: 83–84].
Н.Б. Мечковская, говоря о социолингвистическом аспекте двуязычия, подчеркивает, что два языка не могут быть функционально тождественны. Например, в семейном общении обычно преобладает один язык, хотя все члены семьи могут в принципе хорошо владеть и другим языком данного двуязычного социума [Мечковская 2000: 105]. Таким образом, представляется возможным говорить о том, что в речевой практике за пределами семейного общения также наблюдается тенденция к дифференцированному выбору языка в зависимости от ситуации общения, темы, собеседника. Так происходит функциональная специализация языков в индивидуальной речевой практике. Применительно ко всему двуязычному социуму это оборачивается тенденцией к функциональному разграничению языков.
Широко распространенным видом двуязычных социально-коммуникативных систем являются системы, состоящие из местного языка и языка-макропосредника, служащего средством межнационального общения в пределах данного государства. Двуязычие этого типа встречается в странах с различным социальным строем, и причины его возникновения, как правило, довольно разные.
По сравнению с предыдущими авторами, рассуждения которых о двуязычии не вызывают сомнений, определение Т.П. Ильяшенко представляется дискуссионным. Согласно его утверждению двуязычие – это «явление социального плана, характеризующее языковую ситуацию», в отличие от языковых контактов, которые «характеризуют языковые отношения» [Ильяшенко 1970: 23]. Некоторые ученые определяют понятие двуязычия в связи с другими явлениями. Так, Г. Зограф связывает этот термин с понятием «многоязычие» и определяет его как использование нескольких языков в зависимости от «соответствия коммуникативной ситуации» [Зограф 1990: 303].
Психологический аспект двуязычия состоит в том, что с точки зрения индивида два языка – это два вида деятельности, в которой участвуют одни и те же органы. Поэтому адекватная психологическая теория должна объяснить и такое состояние, когда индивид пользуется каждым из двух языков раздельно с полной эффективностью и, напротив, когда в одном из этих языков проявляется интерференция со стороны другого. Исследователи, занимающиеся психологическим аспектом двуязычия, сходятся в мнении, что большинство членов двуязычного социума не в состоянии одинаково владеть двумя языками, использовать их в любых ситуациях, с легкостью переключаться с одного языка на другой, не смешивая при этом системы разных языков. Любое взаимодействие языков означает, что в контакт и конфликт входят два видения мира. Переход от одного языка к другому может вызвать в мышлении глубокие потрясения. По мнению Т.Г. Стефаненко, причины этого конфликта – потрясения наряду с прочими в определенной степени связаны с различиями коммуникативного плана. Для индивидуалистических низкоконтекстных западных культур большое значение имеет содержание сообщения, а в высококонтекстных восточных культурах люди в большей степени склонны обращать внимание на контекст общения. Для коллективистических культур характерна и большая, чем для индивидуалистических, дифференциация эмоциональных категорий, богатство языковых средств для выражения эмоций [Стефаненко 1999: 154–158].
Надо заметить, что в рамках психолингвистического исследования билингвизма наиболее разработанной областью является изучение ментального лексикона билингва. Главная полемика в этом направлении осуществляется между сторонниками гипотезы «двойного хранения», согласно которой билингв обладает двумя относительно независимыми ментальными лексиконами [Kolers 1963], и сторонниками гипотезы «единого хранения», постулирующей наличие единого ментального лексикона [Ehri, Ryan 1980]. Компромиссное решение было предложено М. Паради, выдвинувшим так называемую гипотезу тройного хранения. Согласно М. Паради билингв обладает двумя относительно независимыми ментальными лексиконами (хранящими слова в единстве их плана выражения и содержания) и единым «языково-независимым» уровнем понятийных (концептуальных) репрезентаций, соотносимых с единицами обоих лексиконов [Paradis 1994].
Казалось бы, при таком детальном описании различных проявлений билингвизма проблема представляется довольно ясно. Однако несмотря на это существует масса вопросов. Прежде всего – что представляет собой билингв как языковая личность? Отличается ли его сознание от сознания монолингва, является ли билингв сочетанием двух монолингвов в одном сознании при координированном типе и двух сознаний в одном монолингве при смешанном? Один из американских исследователей так формирует феномен билингвизма: «Билингв – это не сумма двух полных или неполных монолингвов; скорее это уникальная и специфическая лингвистическая конфигурация. Сосуществование и постоянное воздействие двух языков у билингва производит отличную, но целостную лингвистическую сущность» [Grosjean 1989: 6]. Кроме того, во многих исследованиях зафиксировано, что билингвизм влияет на интеллектуальное развитие, т. е. оказывает прямое воздействие на мышление.
Это замечание, как и многие другие особенности, обнаруженные при изучении языкового сознания билингвов, ставит перед исследователями еще одну проблему: как соотносится доля участия полушарий головного мозга в языковой практике билингва и в обучении второму языку? Т. е., попросту говоря, влияет ли владение двумя и более языками на межполушарную асимметрию или в этом смысле билингв ничем не отличается от монолингва.
Как известно, доминирующее у большинства людей (правшей) левое полушарие хранит информацию о грамматике языка, о внешней форме слов, анализирует и систематизирует все вербальные данные и знания о мире, в то время как представление этих знаний (так же как и семантика слов, т. е. связь с конкретным референтом) является функцией правого (недоминантного в норме) полушария [Завьялова 2001: 61].
В последние десятилетия на страницах многих зарубежных изданий, посвященных проблемам языка и сознания, развернулись бурные дискуссии по поводу вовлеченности правого полушария в языковые процессы при билингвизме. Это и понятно: если такой феномен действительно имеет место, придется признать существенное отличие билингва от монолингва и не только в сфере языка, но и в сфере сознания вообще. На поставленный вопрос существует по меньшей мере пять вариантов ответов:
• второй язык представлен в правом полушарии;
• второй язык представлен в двух полушариях;
• второй язык менее асимметричен, чем родной (т. е. оба языка относятся к левому полушарию, но второй – в меньшей степени);
• оба языка менее асимметричны;
• оба языка представлены в левом полушарии, и нет никакой разницы между билингвами и монолингвами [Kolers, Paradis 1980: 302].
Тем не менее П.А. Колер, Л. Облер, М. Паради, С. Сюссман, придерживаясь мнения о большем участии правого полушария в языковых процессах на втором языке, признают, что это происходит далеко не всегда. Указываются следующие факторы, влияющие на активизацию правого полушария:
• тип языка (имеется в виду разделение языков по большей/ меньшей ориентации на правое полушарие, например, особенности письма, проявляющиеся в большем соответствии символ/звук, усиливают активность левого полушария);
• возраст билингва (если второй язык был выучен в зрелом возрасте, возрастает возможность участия в языковых процессах правого полушария);
• способ обучения (если второй язык был выучен неформально, вероятность активизации правого полушария возрастает);
• стадия обучения (на начальной стадии обучения языку правое полушарие более активно задействовано);
• языковое окружение (замечено, что при иноязычном окружении правое полушарие более активизировано).
Двуязычие и многоязычие выступают одним из важных факторов, влияющих на развитие национального негомогенного языка, способствуя его вариативности в определенной территориальной и социальной среде. К этому фактору иногда прибавляется фактор диглоссии в пределах одного из контактирующих языков. Простейший вариант языкового состояния – это случай, когда индивид или языковая общность владеет лишь одной формой существования языка. Это моноглоссия. Ей противопоставлена диглоссия – пользование двумя и более формами существования данного языка. По мнению В.А. Аврорина, моноглоссия характерна для начальных этапов развития языка, когда каждый человек пользовался одним языком, еще не имевшим диалектного дробления; встречается моноглоссия и на значительно более поздних этапах, когда имеет место владение одним диалектом [Аврорин 1975: 66]. Основной же формой состояния языка обычно служит диглоссия, поскольку каждый индивид принадлежит одновременно нескольким разным коллективам и может пользоваться разными языковыми подсистемами. Во многих странах люди говорят дома на диалекте или на местном языке, а в официальной ситуации – на литературном варианте государственного языка, которым овладевают, как правило, в школе. Такую языковую ситуацию называют диглоссией.
§


§


§


§


§


§


§

Комментариев нет:

Отправить комментарий