Знаменитый монолог обезумевшего короля Лира, обращенный к незрячему Глостеру, сейчас более всего известен по-русски в переводе Бориса Пастернака:
«Виновных нет, поверь, виновных нет:
Никто не совершает преступлений.
Берусь тебе любого оправдать,
Затем что вправе рот зажать любому.
Купи себе стеклянные глаза
И делай вид, как негодяй-политик,
Что видишь то, чего не видишь ты».
Однако утверждения «Нет в мире виноватых!», «Виновны все!», «Все люди правы» — вошли в русскоязычный обиход гораздо раньше, по более ранним переводам трагедии.
Вошли в обиход и проросли. Толстой в последние годы жизни изо всей своей толстовской силы борется с Шекспиром и разоблачает его. Особенно достается нелепостям трагедии «Король Лир». Но одно из последних произведений Толстого, так и оставшиеся неоконченным, называется «Нет в мире виноватых».
За тридцать лет до этого в романе «Братья Карамазовы» брат будущего старца Зосимы говорит, умирая: «… воистину всякий перед всеми за всех и за всё виноват».
Высказанное с последней прямотой заявление:
«Нет в мире виноватых! Нет, я знаю!
Я заступлюсь за всех — зажму я рты…»
(перевод Александра Дружинина»
— синонимично признанию общей вины. Хотя, казалось бы, эти две позиции «все виновны» и «нет в мире виноватых» — исключают друг друга.
Если «Никто не виноват, никто!» (как это звучит в переводе Кузмина), то виноваты — все. И каждый прав. По-своему, конечно, прав. И виноват по-своему.
«Виновных нет! Никто не виноват!
Я оправдаю всех: да, друг, я — властен
Всем рты зажать, кто станет обвинять!
Купи себе стеклянные глаза
И, как политик гнусный, притворяйся,
Что видишь то, чего не видишь…»
(перевод Татьяны Шепкиной-Куперник).
ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ